Логос

Идеи, с которыми выступили некоторые участники круглого стола, кажутся весьма странными, и создается впечатление, что в Церкви готовится бархатная реформация. Был поставлен под вопрос ряд традиционных литургических норм, сложившихся в Русской Православной Церкви: практика соединения Таинств Покаяния и Евхаристии, говения и вычитывания трех канонов (что, якобы, невозможно при частом причащении), «авторитетность» утреннего и вечернего молитвенных правил. Предложения по реформе богослужения, прозвучавшие на этом круглом столе, уже на следующий день обрадовали комментаторов радиостанции «Эхо Москвы», никогда не отличавшейся какими-либо симпатиями к РПЦ.

На этом круглом столе в обсуждении проблем оглашения, катехизации, подготовки к причащению, исповеди, принимал участие священник-обновленец Георгий Кочетков, а также епископ Венский и Австрийский Иларион (Алфеев), который предложил ряд радикальных богослужебных реформ и поднял вопрос об использовании русского языка в богослужении. Епископ предложил продолжить дискуссию о богослужебном языке, которая, как он выразился, «неудачно стартовала в 90-х годах». Заметим, что «неудачно» эта дискуссия стартовала в 90-х годах для московских неообновленцев: народ церковный

В том же «Обращении» говорилось: «Наше церковнославянское богослужение является драгоценной жемчужиной Православной Церкви. Уже в течение тысячи лет оно просвещает православный мир и души верующих. Отсюда закономерна забота о бережном хранении этого святого достояния, и долг – в неискаженном виде передать его в наследие нашим потомкам, не приспосабливая святые богослужебные тексты, лукавомудрствуя о якобы их «непонятности» и «мертвости», к мирским звукам повседневной речи современного секуляризованного общества». И в заключении этого «Обращения», не потерявшего своей крайней актуальности и до сего дня, московское духовенство обращалось со следующими словами к нашему Патриарху: «Зная Вас как ревнителя святоотеческих и литургических традиций, смиренно просим Ваше Святейшество во избежание новой церковной смуты пресечь губительный и соблазнительный богослужебный модернизм».

И, слава Богу, Святейший Патриарх пресек в 90-е годы попытки изменить дорогое сердцу каждого православного церковнославянское богослужение. Но вот, спустя тринадцать лет из уст епископа звучит призыв продолжить то, что «неудачно стартовало в 90-е годы».

Кроме того, церковнославянский язык есть словесная икона; он должен быть признан такой же местночтимой святыней Русской Церкви, как многие храмы и иконы. Поэтому хранение церковнославянского языка, освященного веками молитвы, должно быть долгом Русской Православной Церкви. Для большинства верующих предложение перевода богослужения на русский язык означает посягательство на святыню и вызывает поэтому

Однако не только вопрос использования русского языка в богослужении был поднят на круглом столе епископом Иларионом. Он предложил и ряд других реформ литургической практики Русской Православной Церкви, объявляя их почему-то «миссионерскими». Следуя странной логике его Преосвященства да и других реформаторов, чем более «миссионерской» является епархия (приход или община), тем меньшая молитвенная и духовная подготовка требуется от желающих причаститься Святых Таин. Да и вообще в последние годы слова о «миссионерстве», «миссионерском контексте», «миссионерском подходе», «миссионерских епархиях», «миссионерском служении» и т.п. часто служат прикрытием для прямой борьбы с православными церковными традициями, для реформации Церкви, ибо на поверку иные «миссионеры» оказываются обыкновенными обновленцами.

Особенно настораживает то, что свою частную «миссионерскую» облегченную литургическую практику владыка Иларион рекомендует всей Русской Церкви. Именно так и можно понять его предложения, если прослушать внимательно выступление епископа:

«Вопрос подготовки к Причастию. Существует такое правило, скажем, неписанное, что к Причастию должны допускаться только те люди, которые накануне были на всенощной. У нас в венском Свято-Николаевском соборе на литургию в воскресенье бывает, скажем, 300 человек, из них причащаются человек 250. На всенощном бдении накануне бывает человек 50. Это значит, что лишь 1/6 часть из тех, кто приходит на литургию и причащается, посещает всенощное бдение. Можем ли мы ставить вопрос об обязательности присутствия на всенощном бдении?» – вопрошает епископ Иларион.

Снятие этого вопроса с повестки дня привело бы к существенному искажению сложившейся в течение многих веков литургической практики Русской Церкви, изначально исходящей из понимания вечернего богослужения (например, всенощного бдения), часов и литургии как единого целого. Разделение этого цельного богослужения на «вечернее» и «утреннее» произошло не сразу, а впоследствии, исходя из изменившегося уклада жизни прихожан (впрочем, в некоторых обителях практика этого единого богослужения сохранилась и поныне). Разделение единого цельного богослужения на вечернюю и утреннюю «части» не предполагает утраты вечерней как, якобы, малозначимой. Это – идеал, имеющий силу как для клира, так и для мирян. Разумеется, Церковь должна стремиться к идеалу, а не уходить от него, «подстраиваясь» под нерадивых, ленивых или под неофитов. Церковью установлен суточный круг богослужения, и желающий причаститься должен (хотя бы в виде говения, предшествующего Таинству Евхаристии) этот суточный круг прослушать, как минимум начиная с утрени. Поэтому тот, кто не был на утрени данной литургии, составляющей с литургией единое целое – сокращенный суточный круг, – мало чем отличен от человека, желающего причаститься и приходящего в храм к самому концу литургии перед выносом Святой Чаши. Мы уже не говорим о практике говения перед Причастием (поста и регулярного посещения богослужений всей седмицы), о чем писано в 32-й главе

Тут уместно вспомнить случай из жития великого святителя XX века Иоанна Сан-Францисского. Когда его прихожане, вместо того, чтобы быть на воскресной всенощной, посещали некие увеселительные мероприятия, то сам святитель с архиерейским посохом в руке неожиданно для всех пришел в это место увеселения, молча обошел зал с притихшими ряжеными, и также молча вышел, обличив таким образом своих прихожан в охлаждении любви к храму Божию. На следующий день святитель Иоанн издал Указ о недопустимости участия в развеселениях в канун воскресных и праздничных служб. Почему бы владыке Илариону не воспользоваться этим случаем из жизни святого угодника Божия в качестве примера для подражания? Ведь и апостол Павел призывает к тому же: «Поминайте наставников ваших, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13, 7).

Мы не сомневаемся, что эта красноречивая миссионерская проповедь вкупе с высокой образованностью владыки Илариона способны будут переломить ситуацию в венском Свято-Николаевском кафедральном соборе в пользу большей посещаемости всенощных.

Далее в своем слове на круглом столе епископ Иларион приводит другие «трудности» и неурядицы из его зарубежной «миссионерской» деятельности, которые почему-то преподносятся им как проблемы, присущие всей Русской Православной Церкви:

«Получается, – говорит Владыка, – мы ставим столько препон на пути человека к Причастию вот этими правилами: обязательная всенощная, пост перед Причастием, надо вычитывать три канона. А вот, например, в Венгрии у нас этих канонов нет на венгерском языке. Как их будут люди вычитывать, если их нету? Учить славянский язык?»

Неужели, Владыка, трудно найти в Венгрии переводчика и издать книжицу с тремя канонами тиражом 100 экземпляров?

Трудно себе представить, чтобы, например, выдающийся миссионер, просветитель самураев святитель Николай Японский выступал в Святейшим Правительствующем

Но вернемся к церковнославянскому богослужебному языку, который так мешает владыке Илариону в его, как он выражается, «миссионерском контексте». Епископ заявляет: «Те богослужебные тексты, которые употребляются у нас, скажем каноны на Пятидесятницу, даже тот же Великий Канон Андрея Критского, даже если вы его переведете на русский язык и прочитаете, он все равно на слух не будет воспринят людьми стопроцентно, потому что та ментальность, к которой апеллировали авторы этих текстов, когда в этом Великом Каноне упоминаются имена, из которых мы половину не помним, что делали эти люди. Почему они являются образами?».

Здесь мы подходим, вероятно, к самому главному в выступлении епископа Илариона на круглом столе. Владыка констатирует чрезвычайную сложность для понимания Великого покаянного Канона преп. Андрея Критского. Разумеется, для людей, только что пришедших в Церковь, Канон сей сложен. Для его восприятия на слух необходимо хорошее знание Библейских текстов. Поэтому на повестке дня стоит задача издания данного Канона на церковнославянском языке с подробными комментариями и массовым тиражом. Но что предлагает вместо этого епископ Иларион? Во-первых, он признается, что Канон ему не полностью понятен, особенно имена библейских персонажей, хотя собственно библейская история изучается на первом курсе семинарии. Во-вторых, здесь как бы невольно епископ Иларион проговаривается о дальнейшем плане своих действий. Даже если Великий Канон перевести на русский язык, то, по мнению венского епископа, он все равно будет до конца не понятен. Следовательно, будет напрашиваться вторая стадия «препарирования» Великого Канона. К чему она будет сводиться – мы можем только догадываться, но скорее всего, речь пойдет либо о вольном изложении отдельных тропарей Канона на русском языке, либо даже об опущении некоторых имен библейских персонажей в отдельных тропарях.

Что же касается канонов праздника Пятидесятницы, то признаемся: они трудны для «стопроцентного» понимания на слух. Но трудны они по одной простой причине: эти каноны представляют собой высочайшие по своей глубине богословские трактаты о Тайне Пресвятой Троицы и Ее Божественных Лиц в действии. И на русском языке они останутся также затруднительны для «стопроцентного» понимания, ибо Тайна Пресвятой Троицы может приоткрываться только очищенному от страстей уму. Почитайте труды святителей Афанасия Александрийского, Василия Великого или Григория Назианзина. Обрящем ли «стопроцентное» восприятие этих трактатов о Троице Единосущной и Нераздельной? Но это не снимает с повестки дня задачу донесения истин о Святой Троице до сознания широких масс верующих. Другими словами, здесь стоит аналогичная задача: издание на церковнославянском языке отдельными брошюрами богослужения на св. Пятидесятницу (включая коленопреклонные молитвы).
II.

Здесь следует еще и еще раз напомнить читателям, что в 1920-е годы именно коноводы обновленческого движения священники А.Введенский, И.Егоров, Е.Белков, епископ Антонин (Грановский) и другие реформаторы и борцы с «реакционной черносотенной Тихоновской Церковью» ратовали за русский язык в богослужении. И не только ратовали, но и вводили его в обиход ради «миссионерских целей» (в том, что все эти радетели русского богослужения считали себя истинными миссионерами, сомневаться не приходится). Вот что писал, например, талантливый «миссионер» епископ Антонин (Грановский): «Мы, к примеру, молимся на родном живом языке… Но Тихон, по своей поповской профессиональной узости и корыстному крепостничеству, это запрещает и пресекает… и нам нет никаких резонов потакать его преступному ожесточению против нашего русского языка…».

Или вот такие обвинения Патриаршей Церкви в «антимиссионерской» деятельности: «Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону, то есть поповству, что он рад, чтобы такие церкви провалились».

Разве не созвучны эти слова епископа Антонина недавнему высказыванию его духовного преемника – священника Георгия Кочеткова (также, кстати, «миссионера»!): «Мы не собираемся никому ничего навязывать. Но тот, кто считает нужным служить по-русски, будет это делать, даже если ему это запрещают. Я знаю множество священников, которые поступают именно так» («Кифа», 2007, N 16).

А вот как описывалось в одной из провинциальных газет «миссионерское» богослужение, совершавшееся епископом Антонином (Грановским) в Заиконоспасском монастыре в Москве в 1922 году: «Антонин в полном архиерейском облачении возвышается посреди храма в окружении прочего духовенства. Он возглашает; отвечает и поет весь народ; никаких певчих, никакого особого псаломщика или чтеца… У всех ревнителей служебного благочестия и церковного Устава волосы дыбом становятся, когда они побывают в Заиконоспасском монастыре у Антонина. Не слышать «паки и паки», «иже», и «рече». Все от начала до конца по-русски, вместо «живот» говорят «житие». Но и этого мало. Ектении совершенно не узнаешь. Антонин все прошения модернизировал. Алтарь открыт все время… В будущем он обещает уничтожить алтарь и водрузить престол посреди храма».

Также и другой лидер и идеолог обновленчества 1920-х годов священник А.Введенский предлагал настоящий «миссионерский литургический прорыв»: «мы стоим за очищение и упрощение богослужения и приближение его к народному пониманию. Пересмотр богослужебных книг и месяцесловов, введение древнеапостольской простоты в богослужение,… родной язык взамен обязательного языка славянского». В программе церковных реформ Группы духовенства и мирян «Живая церковь» первым параграфом выдвигалось следующее «миссионерское» требование: «Пересмотр церковной литургии и устранение тех наслоений, которые внесены в православное богослужение пережитым периодом союза церкви и государства и обеспечение свободы пастырского творчества в области богослужения». В четвертом параграфе этой программы декларировалось «приближение богослужения к народному пониманию, упрощение богослужебного чина, реформа богослужебного устава применительно к требованиям местных и современных условий».

Но забыта, видимо, печальная история обновленчества 1920-х годов с его «миссионерским контекстом», поддерживаемым комиссарами совдепии, и поэтому на круглом столе 2007 года прозвучали такие смелые «миссионерские» слова: «Стоит только кому-нибудь сказать: неплохо было бы обсудить вопросы языка, музыки, тут же найдутся те, которые назовут его криптокатоликом, криптообновленцем…»

Так не лучше ли, во избежание подозрений кого-либо в криптообновленчестве и криптокатоличестве, прекратить впредь поднимать в Русской Церкви надуманные вопросы богослужебного языка (на церковнославянском русские люди молятся уже свыше тысячи лет)?

В газете «НГ-Религии» (19.12.2007) сообщалось: «Выступление епископа Илариона почти совпало по времени с окончанием работы по переводу православных богослужебных текстов на русский язык, выполненной группой переводчиков под руководством священника Георгия Кочеткова… В начале декабря 2007 года Свято-Филаретовским институтом был представлен первый том опубликованных переводов. Остальные пять томов планируется выпустить в свет в течение 2008 года… Авторы перевода надеются, что это издание будет использоваться не только как справочное пособие, но и при совершении богослужения в православных храмах».

В кочетковском Свято-Филаретовском институте священником Владимиром Хулапом – референтом С.-Петербургского филиала ОВЦС – читается особый спецкурс: «Литургическая реформа в Православной Церкви».

Таким образом, все уже подготовлено к тому, чтобы в некий «час X», когда консервативное священноначалие Русской Православной Церкви сменится на либеральное, чего ожидают ныне все обновленцы, был в наличии полный корпус богослужебных книг на русском (или русифицированном) языке, и тогда церковные, околоцерковные и антицерковные СМИ дружно начнут внушать общественности, что «реформа устаревшего, непонятного, нетолерантного и ксенофобского церковнославянского богослужения» назрела, и ради «высоких миссионерских целей» и «благородных миссионерских проектов» следует постепенно внедрять эти новые «прогрессивные» богослужебные книги и подготавливать народ церковный к принятию их. Такое разрушение церковной богослужебной традиции опять же будут оправдывать острой необходимостью решения «миссионерских задач в современном обществе», и «борьбой с клерикализмом в Церкви».

«Наши новые миссионеры» (удачный термин В.П.Семенко) провозгласили и «новый миссионерский подход», а именно: «не будем отдавать сектантам и прочим неообновленцам на откуп определенные «миссионерские проекты». Создадим, например, «курсы православных уличных миссионеров». С какой это стати мы должны отдавать наши улицы свидетелям Иеговы, кришнаитам и прочим сектантам? Будем сами хватать за рукава уличных прохожих и вручать им брошюрки, зазывающие в православные рок-клубы и призывающие причащаться за каждой литургией». Нетрудно предвидеть, что реакция уличных прохожих на такое «миссионерское» приставание «курсантов» будет такая же, как на уличное приставание сектантов. Или: «не отдадим кочетковцам благое дело миссионерства посредством «более понятного» для тех же уличных прохожих православного богослужения. Будем сами русифицировать службы, бороться с «мрачным антимиссионерским наследием» церковнославянского богослужения и совершать «молодежные», «детские» и «миссионерские литургии»». «Неообновленцы предлагают отказаться от постов и частой исповеди? Не отдадим им этой миссионерской инициативы! Сами не будем поститься и исповедоваться (разве что через «живой журнал» в интернете). Да и вообще пора превратить «живой журнал» в официальный миссионерский орган в каждой епархии! Миссионерство через ЖЖ – это путь РПЦ в эпоху нового Президента, это миссия РПЦ в XXI веке! А поститься и исповедоваться перед каждым Причастием – это анахронизм «антимиссионерского лобби». Иначе мы потеряем поклонников Гарри Поттера, Димы Билана и прочих «уличных прохожих» и загоним сами себя в